Тут заморозки начинаются. Я сижу на кухне, ем сухарики, читаю новости про Юрия Пихалыча, который теперь оппозиционер весь из себя. И на работу завтра, и чтения на следующую неделю надо придумать, чтоб сразу и для новых и для старых людей интересно было б. И…да и много всего и, оказывается.  Следом за сухариками закидываю детские конфеты «москвичка»(карамель в шоколаде, помните?) и пишу сюда.

А если посмотреть вокруг себя, да так чтоб не было временных преград или же километров расстояния, то можно заглянуть в один сибирский город. Я там сам бывал, но дело-то не в этом. Дело в том, что на окраине города в современном на 95-й год и совершенно безликим на 2001-й здании могут сейчас не спать люди. Или даже не сейчас, а несколько лет тому назад. Разве это важно? И бог бы с ними с простыми людьми, меня интересуют, в общем-то, только двое. Там ночь уже, а они сидят в одной комнате и разговаривают. Ах, да, здание-то совсем не жилое. Офисное оно, но есть и что-то вроде номеров гостиничных. В одну из таких комнат и стоит перепрыгнуть и в пространстве и во времени.

«-Если я тебя застужу, то виноват будешь ты сам, - Аля открыла окно и высунулась в него по пояс. – Мог бы и одеть что-нибудь потеплее, а не сидеть в одной футболке. Не буду же я выходить курить на лестницу, когда такая холодрыга.

Первое на что Женя обратил внимание, так это на изгиб Алевтининого тела. Мешковатые спортивные штаны в некогда серой гамме и кофта с выцветшей надписью “Prosport”  придавали даже какое-то очарование фигуре. Тем более в таком вот ракурсе.

-Да брось ты. Ты же не будешь торчать в окне до завтрашнего утра.

-Тебе откуда знать? Ну да, конечно, не буду. И дело не в том, заболеешь ты или нет. А в том, что я-то уж точно не намерена морозить себя. И не важно, был бы ты тут или нет.

-Да, пожалуйста, стой хоть целую ночь.

-И не думай, что я позволю тебе оставить меня здесь именно сейчас, - Аля прикурила сигарету, вытянула шею вперед и стала вглядываться в темноту.

За окном была жуткая темень, ближайшие фонари горели где-то далеко. Казалось, что ты висишь в воздухе посередине какого-то лесного массива. Ни дорог тебе, ни зданий. Женя отошел к стене, не отрывая глаз от Алевтины.

-Жень, а вот послушай, - Аля затянулась и выдохнула. Дым от сигареты равномерно распределялся между улицей и комнатой. Можно было б и не открывать окно и не впускать ночные минус шесть да ветер в комнату. Впрочем, спорить и возмущаться было б бесполезно. – Хорошо стать кем-то другим.

-Если ты будешь разговаривать с улицей, то я подожду.

-Я тебе что говорю, - продолжила она, щелчком отправив непотушенную сигарету в темноту. – Хорошо стать кем-то другим.

-Я буду тебе невероятно благодарен, если ты уже закроешь окно, - Женя улыбнулся, но выражение его лица все равно было глупым и виноватым.

-Значит, дым в комнате тебя совсем не волнует на самом деле. Отлично, я буду курить теперь только у тебя.

Аля хлопнула рамой и села в одно из двух кресел, между которыми совсем неуютно чувствовал себя журнальный столик из ДСП. Бокал с белым вином лег в Алину руку так, как будто и не покидал ее на эти пару минут.  

- Ну что ты стоишь? Если я стояла, тем более повернувшись к тебе задом, это не повод весь вечер провести у стены.

Женя обошел кровать и сел напротив Али на второе кресло. Пододвинул к себе второй бокал с вином, сделал глоток, неожиданно поморщился, будто там была водка и посмотрел прямо в Алины глаза.

-Так вот, я тебе и говорю, хорошо бы стать кем-то другим.

-Ты что, хочешь из управдомов переквалифицироваться в творческую личность?

-Дурак! Как показывает история, это все они, личности эти твои, становятся управдомами. Я не об этом. Вот представь себе, жил ты себе жил. Сколько лет ты работаешь снабженцем, кстати?

-Ну, допустим, лет пять или шесть, или…Дай посчитаю.

-Мне все равно, пусть будет пять. Круглая дата, юбилей и прочее безобразие. И вдруг тебе выпадает шанс стать звездой сцены, знаменитым певцом.

-Это как это так? Какой такой звездой. Я, между прочим, и петь не умею.

-Ты будешь меня перебивать? – Аля сделала глоток, и только после этого посмотрела на Женю с укором, будто он наступил ей на ногу в общественном транспорте.  

-Нет-нет-нет, я тебя слушаю, - Женя перевел взгляд на оттянутые коленки спортивных штанов.

-Вот ты пять лет занимался каким-то керамогранитом и финскими дверьми, потом ты спел в караоке. Тебя заметил совершенно случайно заряженный продюсер и через три месяца тебя крутят по МТВ регулярно, присуждают «Золотой Что-то-там» и приглашают на сборные концерты ко всяким там дням милиции или дням независимости как подарок молодежной аудитории.

-Аль, я не пою, тем более в караоке. Да и про какую молодежную аудиторию ты нашла на дне милиции?

-Это важно? Я ж к слову. Ты поешь дома перед зеркалом. У тебя шикарно получается мегахит от группы «Секрет» про жаркие страны, где рассветы. За дверью случайно был какой-нибудь лысый, но ушлый дядька. А теперь он тебя вынимает тебя из мира бетона марки В и твоего любимого керамогранита.

Женя, не стал перебивать Алю. Из початой бутылки он подлил ей вина, забыв при этом про себя.

-И ты – звезда. Тебя  любят. Ты таскаешься по клубам, вокруг тебя вьются девушки с ногами. С некоторыми ты даже спишь. Отказался бы?

-По клубам?

-Господи, ну какая из тебя звезда? Я говорю – спишь. Им все равно, какой ты, главное, что ты знаменит и у тебя есть деньги. Но прелесть ситуации должна заключаться в другом. Еще несколько месяцев назад у тебя ничего не было. Ты раз, и все это получил. Неожиданно. Это как выигрыш в лотерею. Ты был скучным снабженцем, а теперь ты восходящая звезда отечественно эстрады.

-И вовсе не скучным, - Женя улыбнулся и сказал это как можно более жизнерадостным голосом.

- Не спорь, каким бы ты не был интересным человеком, твоя работа все равно ни чем, кроме откатов не примечательна. Да и откаты скучны!

-Между прочим, в сравнении со всеми остальными, я более чем честен.

-Бог ты мой, я верю в это. А знаешь, почему? Потому что ты сидишь здесь, а не дома в Москве. Ссылка века.

-Аль, не начинай, пожалуйста. В конце-то концов, это было мое решение, приехать сюда. Только вот об этом говорили. – Женя  потер лоб и нахмурился.

-И нечего обижаться, сейчас ты у меня супер-звезда. Восходящая, кстати. А был никем. Нравится? – не дождавшись ответа, Алевтина продолжила. – У тебя неожиданно началась другая жизнь. И ты, ты стал другим человеком. Другие интересы, другая среда общения, может быть даже у тебя стали появляться другие привычки. Ты стал вдруг любим не только мамой и твоей, как ее зовут? Настей.

-Спасибо, что запомнила. Да и вообще, причем тут она?

-Брось, это не важно, ты вообще собираешься меня дослушать? Мне от нее тоже ни тепло, ни холодно. И вот представь себе, вроде только что ты был тихий, никому не нужный, а тут раз и тебя знают миллионы. Тебе рады везде. Один твой автограф делает людей счастливыми. Как тебе такая жизнь?

-Да откуда я знаю?

-Представь, представь. Ты можешь позволить себе хорошую квартиру. В два этажа, чтоб на втором была кровать и маленький бар. А внизу столик и окно во всю стену. С утра ты смотришь на улицу, и если идет дождь, то он так растекается по твоему окну, что хочется прижаться щекой.

-Было бы здорово, Аль. Где-нибудь на Красной Пресне.

Аля начала говорить немножко прерывисто, с придыханием. Жене был уверен, что эту судьбу она придумала сама для себя. А разговор про него – это всего лишь проекция. Но Женя оказался неправ.

-Нет, это слишком просто. А вот если ты простой себе снабженец, но у тебя куча скелетов в шкафу. Ты любишь азартные игры, твоя жена догадывается, но не может предъявить тебе ничего по поводу двух твоих любовниц, ты весь в шальных деньгах, а может быть даже ты не равнодушен к наркотикам. Ну к тем самым, которые приняты у офисных людей в розовых галстуках.

-Аль, ну тут ты мне льстишь. Я был бы рад хоть одной жене и одной любовнице.

-И не надейся, я не буду сегодня для тебя ни первой, ни второй.

-А завтра?

-А ты станешь супер-звездой?

-Вряд ли,- Женя  опять улыбнулся идиотской улыбкой, но Алевтина не стала ехидно реагировать на нее.

-И вот вдруг ты понимаешь, что эта жизнь не для тебя. И тебе хочется исчезнуть. Да, можно уехать, бросить все и вся. Сменить паспорт, страну, даже привычки. Но разве ты уедешь от воспоминаний? А вот если через месяц тебя опять потянет к жене или к любовнице?

-А почему не взять их с собой?

-Кто ж, бросая все, тащит за собой весь этот багаж. Ты хотел бы их познакомить друг с другом, и жить втроем? Нарожать кучу детишек от обеих? Женька, такого мира не существует. Они все равно будут друг друга ненавидеть, а заодно и тебя. Но тут у тебя неожиданно есть шанс…бросить всех и начать жить заново. В другой стране, с другим именем.

-И это было б хорошо.

-Но ты же не можешь выкинуть все из головы. Ты не можешь же просто так расстаться с тем, что тебя окружало. И тут как раз бы пригодился специальный ластик для головы. Раз и стер все. Как бы, начал жить сначала. Не хотел так никогда? Нет никакого груза, пусть ты и жил хорошо, но теперь все по-новому.

Женя пересел на кровать и отодвинулся к спинке, забрав ноги по-турецки. Алевтина, глянув на него, поджала ноги под себя и повернулась немного боком.

Вот ты в метро. Едешь со своего Ясенева до Третьяковки. 25 минут стоя в толпе. Хотя, зачем это ты спустился в метро? Ну пусть, решил один день без машины прокатиться. Корпоратив с выпивкой сегодня. Вот ты видишь не самого страшного и не самого бедного человека с портфелем и даже в костюме. И тут хоп, через секунду это ты стал им. И больше твоих проблем нет. И ты о них не помнишь. Здорово?

-Наверное. Но у него же свои проблемы.

-А их тоже нет. Ты начинаешь с чистого листа. Ты не помнишь про жену, которая тебя не любит. Про любовницу, которая тебя вечно вынуждает делать глупости. Нет никакой щекотливой ситуации на работе. Нет детей, плохого здоровья, нет набившей оскомину круговерти. Ты этого не знаешь. Ты стал другим.

-Со звездой все же получше.

-Женя, тогда так. Ты раз и стал президентом. Ты едешь по Кутузовскому, смотришь через шторку на перекрытую дорогу. О чем ты думаешь?

-Вот это разворот. А о чем он думает сам?

-Откуда я знаю. Тут вся прелесть в другом. Ты неожиданно стал или просто другим или резко вырос. Вот в тебе метр восемьдесят, а вот ты два двадцать.

-Аль, дай расскажу, я знаю, что такое стать большим сразу. У меня это почему-то очень здорово отложилось на подкорку. Вот мне шесть. Я стою в прихожей и что-то говорю маме. А потом резко встаю на тумбочку, в которой лежит вся наша обувь. И мое лицо оказывается аккурат возле ее лица. И я думаю: Ничего себе я вырос! Через семь-восемь лет я все равно стану сильно выше мамы, но таких ощущений мне оно не принесет.

-А я тебе о чем, Жень! Постепенно – это не интересно. Другим становиться нужно резко. Тогда перемены так заметны.

-А на самом деле хорошо больше не думать о старых насущных проблемах. Ну сдалась мне эта наша с тобой гостиница. Сильно мне прям хочется завтра ехать к Дёмину.

-Дёмин может хам и вообще неприятный человек, но мы к нему завтра поедем. – Как только дело касалось текущей работы Алевтина становилась серьезной.

Но Жене нравилась эта серьезность. Лицо у Алевтины приобретало неуловимую притягательность. Нельзя было оторваться от её глаз, бровей. До губ хотелось дотронуться, осязать их форму. Стрижка переставала казаться фривольной, а как бы сама просилась быть приложением к деловому костюму.

-Жень, мне кажется все врут, когда отвечают «нет» на вопрос «Хотите начать жизнь сначала?». Я бы хотела…Я бы хотела стать другой, отказавшись от всего того багажа, что несу с собой. Все равно, кроме меня его никто не узнает, а мне его нести уже не так уж и просто.

-Аль, но можно же измениться, оставаясь собой. Вот смотри, ты бросаешь эту нащу с тобой работу. Уезжаешь, забываешь, ну что-то же можно сделать. Или можно даже остаться собой, но поменять все вокруг, сферу общения, отношение к тебе?

-Как так? отношение? Это если я кому на улице нож всажу или в магазине украду платье? Мое общение – это зэчки, отношение ко мне всех прежних друзей пренебрежительное?

-Совсем нет. А вот, например, ты дашь рассылку в свою почту, по всем контактам телефона, что у тебя рак и жить осталось недолго.

-Я ему про звезд эстрады, он мне про рак. Спасибо, Жень. Я тебе желала лучшей участи.

-Алевтина! – и все же вино делало свое дело, Жене этот разговор уже приносил удовольствие. - Ты слушаешь меня?

-И тон-то какой! Евгений, я уже даже переживаю за Вас.

-Не важно, и вот ты пишешь своим мильонам контактов, что у тебя рак, -а Женя даже не собирался останавливаться. – И жить-то недолго и мучительно. И столько всего не сделано. И тут же к тебе меняется отношение. Раньше ты особой, которая задирала нос и жила в свое удовольствие. А теперь ты доживаешь свой срок, который и так вышел недолгим. И все тебя начинают не то что жалеть, но прощать мелкие огрехи, смотреть сквозь пальцы на твои не очень добрые слова и поступки. Им-то что, они еще поживут, попыхтят. А тебе уже все. Ты умрешь молодой, так ничего и не успев толком сделать.

-Мрачно, но и это не так. Я же не собираюсь вот так раз и сдаться.

-О! Тут твоя борьба будет более чем уместна для поддержания имиджа великомученицы.

-Женя, вот ты все же дурак дураком. Ну какой имидж, если ты правда умираешь. И, наверняка, это не так уж и просто.

-А у тебя будет имидж, потому что умирать красиво – это тоже искусство. Как раз для тебя.

-И все же, я тебя звездой, а ты мне могилу. Я сразу поняла, что не нравлюсь тебе.

Теперь настала очередь Алевтины одарить Женю идиотской улыбкой. Она знала, что нравится ему. Да что там нравится. Ей доставляло удовольствие видеть каждый день его влюбленные глаза. Но граница все равно была, и нарушать ее не было пока никакого смысла.

Женя не нашелся что ответить. Бокал оказался опустошенным и не смог сгладить паузу.

-Аль, я умоюсь, пожалуй. Да и вообще, давай спать, а?

-Женька, ну спать, так спать. Но ты прав, если бы все вдруг разом узнали, что я смертельно больна, ох как бы они всполошились. Но знаешь в чем проблема?

-Нет уж, давай про болезни не будем.

-А проблема в том, - Аля не собиралась останавливаться, - что мне правда пришлось бы умереть через пару месяцев. Иначе бы все привыкли. Они привыкли бы к тому, что я все умираю, умираю и никак не умру. Когда ты говоришь всем, что ты умрешь, отношение к тебе меняется. Но все равно, все ждут твоей смерти. А иначе, чего тогда к тебе по-другому относиться. А если вдруг ты все живешь и живешь, то вроде как обманула их всех. Мы к тебе так хорошо, а ты еще жива. Умирай! Мы ждем. А если нет, то что в тебе такого особенного. Ну подумаешь, год от года все одно и тоже, ты несчастная, но все еще живая и что? Это как какой-нибудь гайморит, а не рак. Кстати, я покурю?

-Открывай окно, - Женя положил локоть на колено и подпер рукой голову.

-И не надо так страдать. Я тебе предлагала пойти или ко мне или вообще спать.

Алевтина опять выгнулась в распахнутое окно. Жене показалось, что курила она целую вечность. Алкоголь давал о себе знать. Ему захотелось подойти сзади и обнять её. Прижаться к спине, почувствовать запах волос. Поцеловать в шею.

-Если ты там сидишь и думаешь, когда я уже уйду, то я ухожу! – Аля разговаривала с темнотой. – Не надо бурчать, что холодно, не надо злиться.

-Да нужно мне это!- Женя понял, что все равно он не притронется к ней. Смелости не хватит. Смелость нужна для того, чтоб быть готовым получить в лицо сакраментальное «Женя, нам это не надо!». 

И неизвестно, о чем думала Алевтина. Она закрыла окно, сказала «спокойной ночи», поправила перед зеркалом челку и открыла входную дверь.

-Жень, Демин не очень приятный человек. Завтра нам надо произвести на него впечатление. Ну я же не буду ему говорить, что у меня якобы рак и мне жить два месяца. А ты не будешь строить из себя поп-звезду. Давай-ка к утру будь во всеоружии. Из Москвы ждут только победных реляций. И…белое было очень даже ничего.

-Я старался. Не переживай, завтра Демин будет нашим, - Женя все равно не верил своим словам, и это было написано на его лице.

- Будет…если мы не будем собой. Ложись спать, я постучусь к тебе без пятнадцати. Будь уже готовым.

-Буду-буду. Ты только не проспи.

-Нет, ну не дурак, а? Я хотя раз проспала? - Алевтина не стала дожидаться ответа, закрыла дверь и пошла к себе в соседнюю комнату.

Женя забрался под одеяло. Он хотел еще раз подумать о сегодняшнем дне. О вечернем разговоре, но сон настиг его слишком неожиданно. Будильник на телефоне был настроен автоматически на половину восьмого, значит не проспит. Ровно за стеной Алевтина сняла с себя спортивные серые штаны и кофту с надписью “Prosport”. Вытянулась перед зеркалом, оценила свою фигуру в одних черных с белой оторочкой трусах, поморщилась, одела безразмерную  белую футболку без каких-либо надписей, избавилась от того, что с белой оторочкой, залезла под одеяло, тут же вылезла, приоткрыла окно, залезла обратно, подумала про что-то важное, что касалось только ее, и тут же уснула»

За окном седьмого или девятого этажа серого офисного здания с парой жилых комнат и  где-то в четырех часах лёта от Москвы на восток спали два человека, с которыми меня что-то связывало. А я пришел домой после очередных ленинских чтений. Где рассказывал про то, что есть на свете припускание, что фенхель – это тот же укроп, но другая его часть, что сливочное масло – это на самом деле добро, что … я рассказывал про кухню, а мог бы быть кем-то другим. Мог бы шагнуть назад через пару лет и пару тысяч километров, чтобы оказаться там. Закрыть окно, укрыть одеялом или же просто неслышно выйти в холл, сесть в другое кресло у другого столика из дсп и прикорнуть.

Всем, кто дошел до этого вот абзаца предаю пламенный привет. Как я уже сегодня говорил, меня зовут Виталик. Я работаю поваром. Так получилось. А мог бы …